Аида Азнавур-Карваренц «Мой брат Шарль» Часть 3. 
Еще задолго до Первой мировой войны безопасность армянского населения в Османской империи не была гарантирована. Убежденные христиане, армяне всегда объединялись вокруг своей Церкви и в сплошном мусульманском окружении хранили верность своей религии, возбуждая нетерпимость черни, которая при попустительстве властей выливалась в антиармянские погромы. Так случилось, например, в 1895—1896 годах, когда в Западной Армении были убиты 300 000 армян.
Весна 1915 года. Четырнадцатилетнюю застенчивую Кнар, выказывавшую исключительные способности к учебе, родители посылают с бабушкой в столицу — Константинополь. Два младших брата и сестренка оставались дома, в Измите.
Война уже началась, в ноябре 1914 года Турция вступила в нее, присоединившись к Германии на русской границе. В начале апреля 1915 года франко-британские силы бросили якорь в Дарданеллах, на расстоянии менее двухсот километров от столицы. Кнар сдавала экзамены и была озабочена только этим. Бедняжка не знала, что всего через несколько дней юность ее внезапно оборвется. Откуда было знать армянам, что, воспользовавшись военной ситуацией, Талаат и правительство младотурков уже разработали программу уничтожения армянского народа.
Для Кнар и ее бабушки ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое апреля была обычной. Утром в половине восьмого Кнар, как всегда, взяв под мышку книги, вышла из дома и направилась в училище. Занятия обычно начинались с молитвы.
Но еще в два часа ночи были арестованы шестьсот пятьдесят представителей армянской интеллигенции и выдающихся представителей нации. Им было учтиво предложено явиться в турецкие присутственные места для обсуждения политической ситуации в стране. Больше их никто никогда не увидел.
Маме тоже больше не суждено было увидеть своих родных. Всю жизнь она старалась узнать, что произошло в Измите, куда исчезли члены ее семьи, и всю оставшуюся жизнь она провела в оплакивании. Только фотографии остались ей от тех, кого она любила. Я познакомилась со своими предками по этим пожелтевшим снимкам начала 1915 года, где отцу Кнар было сорок, а матери — двадцать восемь, братьям семь и пять, а младшей сестренке — шесть…
В детстве, случалось, я даже хотела порвать эти снимки или хотя бы снять со стены, спрятать в глубине шкафа, чтобы мама больше не плакала, глядя на них…
После бесконечных поисков, расспросов, писем, после поездок во все уголки спюрка1 Кнар удалось приблизительно восстановить трагическую судьбу своих родных…
4
Двадцать четвертого апреля рано утром турецкие власти сообщили армянскому населению Измита, что в интересах государственной безопасности все армяне удаляются из зоны военных действий в Дарданеллах. Перемещение, уверяли они, временное, много вещей с собой брать не надо. Даже посоветовали из соображений надежности ключи от квартир сдавать в полицию, которая должна была обеспечить неприкосновенность имущества армян.
Армян высылали на юг поездами, причем каждый “пассажир” сам должен был оплатить свой проезд. Нам стало известно, что большой род Багдасарянов вывезли в Анатолию в вагоне для скота. Знаем мы также, что до места они добрались. Случайно спасшийся от резни знакомый видел, как их сняли с поезда и заставили продолжить путь пешком. Армяне были неумыты, голодны, но главные муки предстояли им впереди.
Двадцать восьмого апреля поток депортированных, который становился все шире за счет стекавшихся с разных сторон притоков, доходит до берегов Евфрата, до пустыни Дейр-эль-Зор. Лишенные воды и еды, мучимые лихорадкой и эпидемиями, армяне составили реку длиной в сотни километров. Люди были босы, обувь давно износилась. Трупов скопилось так много, что невозможно было предать их земле и они валялись прямо на дороге. Женщины несли на спинах своих агонизирующих детей, потому что за караваном следовали дикие голодные псы. По Евфрату плыли связанные спина к спине трупы мужчин с отрезанными половыми членами. Река стала красной от человеческой крови…
Все молодые девушки изнасилованы, бредут нагими, тщетно пытаясь прикрыться руками. Умирающие от голода маленькие дети бросаются на все, что валяется на дороге едят траву, землю и даже… испражнения. Мириады насекомых терзают их. Вдоль дороги вплоть до горизонта тянутся виселицы. Четыре недели спустя можно было, не замочив ног, перейти Евфрат — река во многих местах была завалена трупами. И все же примерно десять тысяч уцелевших армян добрались до пустыни Дейр-эль-Зор, до той ее части, которую турки называли лагерем. Поистине странный это был лагерь — ни крова, ни еды, ни врачебной помощи. Только кружили повсюду конные полицейские, по своему капризу избивая одних и разрубая саблями других. Еле державшихся на ногах молодых женщин они продавали кочевым арабам, а мужчин, что выбирались из каменных укрытий, чтобы найти еду для умирающих детей, тут же вешали. Кроме смерти, никакого выхода не оставалось. Если только осужденный на смерть не принимал ислам. После этого он мог получить еду, одежду, кров.
Если и были среди тех людей вероотступники, то разве что дети: родители иногда шли на это, чтобы спасти им жизнь. Да простит их Бог. В этой пустыне есть место, которое местные арабы называют “Армянское ущелье”. Оставшихся в живых армян согнали туда, залили нефтью и сожгли. Кто знает, может, это и есть наш семейный склеп…
До последней минуты своей жизни, когда смерть сбила ее с ног в московском аэропорту, мама вопреки логике не теряла надежды найти родных. Но мы слишком долго искали их. Кроме того, имя Шарля широко известно, если бы кто-нибудь уцелел, непременно откликнулся бы. Я по крайней мере, увы, уверена, что наши родные были среди полутора миллионов жертв того геноцида, которого мир до сих пор не осудил.
В память всех погибших Жорж Гарваренц написал на слова Шарля песню “Они пали” — своего рода панихиду по целому народу.
Шарль записал эту песню в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое апреля. На следующий день в Париже, в замке Плейель, как и каждый год, в память жертв геноцида должен был состояться большой мемориальный концерт. Около полуночи, когда выступления уже заканчивались, на сцену поднялся один из распорядителей и обратился к залу:
— Господа, наш соотечественник Шарль Азнавур сегодня утром вылетел в США и потому не смог быть с нами. Но он оставил нам своей завет.
Занавес открылся — на сцене стоял лишь один микрофон. И вдруг раздался голос Шарля:
Они пали, не зная, за что,
Мужчины, женщины, дети, хотевшие всего лишь жить…
Взволнованные от неожиданности, люди бесшумно встали. Крепко сжав Гарваренцу руку, я думала о наших родных и всех других, погибших… Еще о том, кем стал для армян мой дорогой “апарик”…
Конечно, я не в первый раз гордилась им и не в последний.
karap.lv 
Для отправки комментария необходимо войти на сайт.